 Ажиотаж, начавшийся в связи со сланцевым газом, не утихает, а дискуссия в прессе становится все более эмоциональной. Особенно после того, как на прошлой неделе США вышли на первое место в мире по добыче нефти и газа.
В росте производства газа ключевую роль сыграли технологии разработки сланцевых месторождений. При этом информационное пространство заполнено разного рода стереотипами.
В России некоторые считают сланцевый газ чуть ли не геополитическим оружием против традиционных экспортеров газа. Но мало кто рассматривает экономическую и институциональную подоплеку новых технологий, которые привели к сланцевой революции.
А между тем использование данного опыта в России могло бы позволить серьезно модернизировать сырьевую отрасль. К сожалению, этот аспект сланцевой революции привлекает куда меньше внимания СМИ, чем ее геополитические последствия.
Подоплека беспокойства в связи с ростом производства сланцевого газа в принципе понятна. Даже до начала сланцевого бума большинство наблюдателей предвидело снижение доли российского газа на европейском рынке в силу диверсификации последнего.
Дополнительным фактором, потенциально ведущим к снижению импорта газа из России, может стать сланцевая революция, которая выводит на рынок дополнительные объемы газа. Это, а также развитие спотового рынка газа в Европе, увеличивает предложение нероссийского газа за счет конкуренции поставщиков. В условиях ухудшения отношений с Россией эта тенденция может быть усилена за счет специальных мер правительств стран Европы по ускоренной диверсификации.
Хотя темпы роста производства газа в США значительны, в обозримой перспективе он не сможет полностью заместить 160 млрд кубометров российского газа, потребляемого за год в Европе.
Но важно реально оценить масштаб проблемы. Пресса муссирует разговоры о том, что американские компании наполнят Европу дешевым сланцевым газом, для того чтобы «наказать» Россию.
Нужно отметить, что США по-прежнему являются нетто-импортером газа, покупая 722 млрд кубометров в год на внешних рынках.
По прогнозу управления энергетической информации США, Соединенные Штаты превратятся в нетто-экспортера газа только к 2017 году.
Хотя темпы роста производства газа в США значительны, в обозримой перспективе он не сможет полностью заместить 160 млрд кубометров российского газа, потребляемого за год в Европе. Не стоит также ожидать, что американские производители будут упускать более высокую прибыль в других регионах только для того, чтобы вытеснить «Газпром» на европейском рынке.
Вопрос не в американском сланцевом газе как таковом, а в темпах роста совокупного предложения газа на мировом рынке.
Если они будут расти быстро, цены на сжиженный природный газ в Европе могут опуститься существенно ниже уровня российского газа. Что создаст благоприятные предпосылки для сокращения закупок в России (либо существенного пересмотра контрактов с «Газпромом» в сторону понижения цены). Но это не произойдет за год или два, так как мощностей по регазификации сжиженного газа в Европе недостаточно, чтобы быстро заменить импорт природного газа из России. Только в перспективе пяти-шести лет такой сценарий представляет определенный риск сокращения доходов российского бюджета от газового экспорта. Вопрос не в американском сланцевом газе как таковом, а в темпах роста совокупного предложения газа на мировом рынке В период до 2020 года при проведении Европой целенаправленной политики диверсификации закупки российского газа могут сократиться примерно на 5 млрд кубометров в год. Это соответствует совокупным потерям от непоступления экспортной пошлины до 2020 года в размере примерно $8-9 млрд при нынешних ценах на газ. Хотя такое падение дохода нежелательно, понятно, что данная сумма не является критичной ни для российской экономики, ни для госбюджета. Тем более что позже сокращение экспорта в Европу можно будет компенсировать, по крайней мере частично, за счет введения в строй в России двух или трех новых заводов по сжижению газа, а также продаж по газопроводу в Китай. Но в экономическом смысле задача не в том, чтобы поддерживать абсолютные объемы поставок газа за рубеж любой ценой, а в том, чтобы повышать доходы от газового производства. То есть это не только вопрос о том, сколько миллиардов кубометров Россия продаст, а в первую очередь о том, какой доход будет получен с каждого кубометра. Это вопрос эффективности отрасли. Как это бывает в России, угрозу часто видят во внешних обстоятельствах, хотя основной источник проблем находится внутри. Именно падение эффективности (а не угроза сланцевой революции) составляет сейчас ключевой риск для сектора ТЭКа. У низкой эффективности отрасли различные причины: сверхогосударствление, коррупция, нехватка малых и средних инновационных компаний в геологоразведке, высокое налогообложение, неэффективное и непрозрачное распределение лицензий, дефицит квалифицированных кадров. От решения этих проблем будут в первую очередь зависеть уровень доходности нефтегазового экспорта и вклад сырьевой отрасли в рост российской экономики. Повышение эффективности нефтегазовой отрасли и ее модернизация для России даже более актуальны, чем для многих других производителей углеводородов. Связано это с тем, что еще с советских времен велась разработка наиболее рентабельных частей крупных месторождений, которые к настоящему времени пришли в состояние истощения. Мощностей по регазификации сжиженного газа в Европе недостаточно, чтобы быстро заменить импорт природного газа из России.
Со временем сокращается объем высокопродуктивных запасов и увеличивается доля запасов, в которых преобладает сверхвязкая, тяжелая и битуминозная нефть, низконапорный газ и т. д. Для эффективной разработки технически сложных месторождений России как раз и пригодился бы опыт сланцевой революции.
В техническом плане сланцевая революция стала возможной благодаря прорывам в трех важнейших областях — горизонтальном бурении, технологии гидравлического разрыва пластов, а также сборе сейсмической информации и ее компьютерном анализе.
Старт сланцевой революции дал коммерческий успех освоения месторождения Барнетт Шейл в Техасе, начавшегося в 1997 году.
В 2000 году на долю сланцевого газа приходился лишь 1% объема газодобычи в Соединенных Штатах, а в 2012 году — более четверти. По прогнозу управления энергетической информации США, к 2035 году сланцевый газ составит до 46% потребляемого в стране.
Успешное применение технологий добычи углеводородов из сланцев происходит не только в США.
Именно падение эффективности составляет сейчас ключевой риск для сектора ТЭКа.
Инновации в сланцевой газодобыче сопровождаются прорывом в области добычи нефти из сланцевых залежей, прежде всего, в Канаде. Кроме того, заметный прогресс наблюдается в освоении других нетрадиционных углеводородов, например метана из угольных пластов.
Специалисты из Международного энергетического агентства (МЭА) полагают, что Австралия, занимающая одно из первых мест в мире по темпам роста добычи угольного метана, сменит Катар в роли крупнейшего экспортера сжиженного природного газа.
Отнюдь неслучайно, что прорыв в добыче нетрадиционных углеводородов произошел в странах, занимающих высшие места в глобальном рейтинге экономической свободы Института Фрэйзера, — США, Канаде и Австралии. Решающим фактором стало сочетание гарантированных прав собственности, благоприятного налогового режима, прозрачного и эффективного регулирования и наличия большого количества независимых частных компаний, лидирующих в инновационной геологоразведке и добыче.
Речь не о том, что Россия в срочном порядке перейдет на добычу сланцевого газа. Было бы экономически неразумно разрабатывать более дорогостоящий сланцевый газ, пока есть достаточно запасов более дешевого конвенционального (традиционного) газа. Но опыт сланцевой революции может быть использован в более широком смысле для модернизации отрасли в целом, прежде всего, на уровне реформирования институтов, необходимых для ее эффективного функционирования. Для этого важно не только изучить те условия, которые привели к технологическим и управленческим инновациям, но и начать применять данный опыт на практике.
|
